Был поздний вечер, за окном светила луна. Отбой пробил уже пару часов назад.
Тедди влетел в комнату, на ходу скидывая сумку с курткой прямо на пол. Было видно, что он чем-то встревожен – руки его тряслись, а губы были поджаты; и без того непослушные волосы сейчас лежали в полном беспорядке. Взгляд его метался  по сторонам, видно было, что он на пределе своего  терпения. Он сел на кровать, открывая тумбочку, в которой хранились вещи Мари, и стал там что-то искать, выкидывая все ненужное наружу.
Мари-Виктуар вскочила с пола. Появившаяся улыбка при виде Люпина тут же исчезла, едва девушка увидела состояние Тео. Она побледнела; злость начинала захлестывать ее, словно волна, волна неконтролируемого гнева.
Какого черта он позволяет себе?
Разве может он так трогать ее вещи, позволяя себе врываться в ее комнату? Разве может он так относится к ней?
- Теодор Люпин! Немедленно объясни, что ты делаешь! – полувопросительно-полувосклицательно спросила Мари, нервно сжимая пальцы в кулаки.
- Вик, не мешай, ты же видишь, я занят! – послышался раздраженный голос парня.
К слову, сама Вик опешила.
- Это была довольно-таки грубая фраза! – ответа на эти слова не последовало, отчего девушка была вынуждена продолжить. – Почему ты не можешь просто рассказать мне! Куда ты пропадаешь? Во что ты ввязался, Тед? Что случилось? Объясни!
Тео обернулся, и словно бы с ленцой в голосе ответил:
- Почему я должен тебе что-то объяснять? Просто отстань!
Куда же подевался тот милый и добрый Тедди?
В его глазах плескала злость, и Мари была несколько испугана его поведением. Она растерянно приоткрыла рот, как будто хотела что-то сказать, но Люпин ее перебил:
- Ты все сама усложняешь. Я устал от тебя, мне просто нужно отдохнуть.
Злые слова обжигали не хуже раскаленной стали, и горячие слезы вот-вот грозили хлынуть ручьем из глаз.
- Но что случилось? Ты попал в плохую компанию?!
Тихий усталый вздох и такой же ответ:
- Нам нужно сделать перерыв.
Уизли разочарованно выдохнула. Это вынести она уже не могла; было очень больно.
- Или мы продолжаем встречаться, или ты мне никто.
Тед лишь промолчал, продолжая, скорее по инерции, перебирать вещи.
И тогда Виктуар побежала. Неважно куда, лишь бы прочь, прочь отсюда! Не слышать, не слышать эти жестокие слова! Легкие жгло, кислорода катастрофически не хватало, а голову словно сдавило железным обручем. Она понимала, что повела себя глупо, что все не должно было так закончиться, что она должна была вести себя по-другому, но… но легче от этого не становилось.

Позднее.

Она не помнила, что было позже ночью, не помнила, что было на следующее утро. Да и вообще, вся последующая неделя казалась ей серым размытым пятном, в котором было место лишь боли и унынию. Мари ходила на занятия, ела, спала, делала уроки, но вот Тедда рядом с ней не было.
Через семь дней, девять часов и примерно тридцать минут после их ссоры Тео подошел к ней на завтраке, виновато опустив глаза. Он глухо проговорил извинения, попросил вернуть все обратно и, кажется, еще что-то, вроде признания в любви. На эти слова Вики хмыкнула, неспешно  собрала сумку и ушла. Но так ничего и не ответила.
Тедди был подавлен, что замечали все его однокурсники. Мари натянуто улыбалась, глядя в глаза друзьям, и продолжая вести себя, как ни в чем не бывало. А внутри все болело, скручивало так, что не оставалось возможности дышать и жить как раньше.
Дни проходили за днями, а легче все не становилось. Виктуар находила свое спасение в новых знакомствах, веселых посиделках и в бесконечных сплетнях с однокурсницами. Близились выпускные экзамены, теперь уже не получалось так часто выходить гулять к озеру или просто в пределах Хогвартса. Может, это и к лучшему, ведь в библиотеке редко увидишь «о, боже, это же Тедди».

Через двадцать девять дней после ссоры. Запись в дневнике Мари-Виктуар.

«Здравствуй, дневник.
27 мая.
Я сидела в своей комнате, как всегда на полу. Он снова ворвался в мою комнату, таким привычным жестом пригладив растрепанные ветром волосы, а потом скинул сумку. Как и в тот раз. Мое сердце ушло в пятки, а я сама только и могла, что растерянно хлопать ресницами, едва сдерживая свои порывы броситься к нему.  В общем, вела себя как полная идиотка, как и всегда, впрочем. Он немного рассеянно улыбнулся и взглянул на меня своими потрясающими глазами. А мне больше ничего и не надо было.
Я все смотрела, смотрела,  смотрела и не могла на него наглядеться. И как я могла думать, что смогу прожить без него? Ведь он такой… замечательный. Родной и близкий.
- Пойдем к озеру? – спросил он. Таким будничным тоном, как будто ничего и не было. Странный вопрос, для человека, который хотел помириться.
Вначале я хотела накричать. Потом захотела поцеловать его. Потом снова накричать. И так много-много раз за эти пять секунд, что я не отвечала. В итоге я просто кивнула – не могла полагаться на свой голос.
Мы медленно брели по берегу. Грело жаркое весеннее (почти уже летнее!) солнце, и уже начинали цвести синие колдоглазки. И я цвела, потому что рядом было мое личное солнышко.
- Прости, Вик, – тогда еще говорил он.
И я в который раз улыбалась. Ведь я простила.»